Руки Анона дрожат, и, хотя он знает, что происходит, знает, что сейчас нужно сделать, он не может заставить себя.

Гибсон рычит и грубо хватает сжатые руки Анона, приставляет дуло пистолета к своему лбу, выдавливая из себя голос такой изломанный, что он кажется предсмертным хрипом: "Проклятье, да СДЕЛАЙ же это, ублюдок!"

Я не могу, хочет взмолиться, выкрикнуть Анон, но вместо этого переводит взгляд с глаз Гибсона, - о, Боже, его глаза уже меняются, покрываются белёсой плёнкой, - на тёмную кровь, сочащуюся по его шее из рваной раны от укуса, и наконец, наконец-то, жмёт на курок.